Литература
Желтая тетрадь ВДА
Первый Шаг
Мы признали бессилие перед последствиями алкоголизма или другой
семейной дисфункции, признали, что наша жизнь стала неуправляемой.
Кто-то в конце концов это написал
Когда я впервые прочитал список шаблонов поведения взрослых детей, я
почувствовал себя гулко звенящим колоколом. Внешне я был спокоен, но внутри у меня
всё вибрировало. Я не мог поверить в то, что читал. Я даже заподозрил, что кто-то
специально залез ко мне в почтовый ящик и подкинул этот список.
Я потёр страницу, пытаясь пальцами нащупать слова: такими настоящими
они мне казались. Слова о привычке безжалостно осуждать себя, угодничать перед
всеми описывали мои мысли и поведение предельно понятным языком. Я не мог
отрицать этого. В детстве меня страшно ругали и подвергали насилию. Никто
никогда не слушал меня. И сейчас кто-то совсем незнакомый, ни разу не видев меня,
взял и изложил то, что я думал и чувствовал. До ВДА я всю жизнь осуждал себя и
считал недостаточно хорошим. Я принимал наркотики, отыгрывал своё внутреннее
состояние отвратительными поступками и полностью потерял надежду. Впервые я
прочёл Список двадцать лет назад. С тех пор я крепко держусь за ВДА. Четырнадцать
черт и Двенадцать Шагов подарили мне новую жизнь и помогли обрести любовь к себе.
Моё тело помнит о том, что случилось
Прошло некоторое время, прежде чем я начал понимать то, что слышал на
собраниях ВДА. Список шаблонов поведения (четырнадцать характерных
особенностей) много значил для меня, и я быстро понял его суть. Но много месяцев
(если не лет) все разговоры о стыде и чувстве покинутости проскакивали мимо. Я
хорошо помнил насилие, которое мне пришлось пережить: я слышал, как отец обзывал
мать последними словами, а когда мне было четыре года, он избил меня. В детстве мне
случалось видеть кровь и выбитые зубы, когда пришедший в ярость отец набрасывался
на людей с дубинкой или жестяной банкой из-под пива. Но чувства, вызванные этими
сценами, долгое время не проявлялись во мне. Я находился в таком оцепенении и был
настолько подавлен, что воспоминания не вызывали во мне ужас, который я должен
был тогда ощущать.
Мне помогла психолог: когда я описывал ей сцену насилия в семье, она попросила
меня не спешить. Я почувствовал разницу между тем, как я рассказывал свою историю
быстро, не давая место чувствам, и тем, как я излагал её, представляя то, о чём
говорю. Моя собеседница сказала, что у меня было посттравматическое стрессовое
расстройство. Хотя я отнёсся к этому скептически, я всё же понимал, что мои
воспоминания содержат страшные и ненормальные эпизоды. У меня был высокий
порог чувствительности: когда я видел насилие, я ничего не чувствовал. Вскоре я
получил помощь из другого источника – из кино. Я стал замечать, какие чувства и какое
телесное напряжение вызывают во мне сцены насилия. Я не смотрю жестокие
фильмы, но несколько случайно попавшихся по телевизору сцен вызвали во мне чувства,
которые долгое время я подавлял. Бог сам решил, когда подошло время. Я пришёл в
Программу совершенно неготовым к таким чувствам, но теперь тело рассказывает
мне о случившемся, и я могу это выдержать.